.Vl Agafangel Internet Sobor post
[Google machine translation 2025 ~jh]
Архимандрит Константин: Время прельщения избранных13tАвтор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 20 февраля 2025. Категория: Архив РПЦЗ.http://internetsobor.org/index.php/istoriya/rptsz/arkhiv-rptsz/arkhimandrit-konstantin-vremya-prelshcheniya-izbrannykh Archimandrite Constantine (Zaitsev), in his article written over 70 years ago, prophetically pointed out what we, as a Christian community, have now come to, something he warned us against back then. The mission of the Russian Orthodox Church Outside of Russia is to preserve the purity of the Orthodox faith and resist any attempt to "replace" Christ with world Orthodoxy and the global Bolshevism and globalism. Things are much worse now than they were in Fr. Constantine's time. Nevertheless, we must stand firm in this Truth, for only in it lies our salvation.
For greater accessibility, I have reproduced the text in modern spelling with stylistic corrections, while fully preserving the meaning of what was said.
+M.A.
The time of the seduction of the chosen onesA book reviewer, one of the most qualified and spiritually upright representatives of the "Eastern Rite," makes a humorous jab at our "ego." In a brief review in the Cheveton journal "Irepikon" of Father John Chrysostom's scholarly work on the Old Believer "Pomor Answers," published by the Oriental Institute in Rome, we suddenly stumble upon an attack on "Orthodox Rus." It turns out that our ideas share a common root with the ideology of "Pomor Answers," testifying to the persistence of this "archaism." "Every fifteen days, you close this publication ("Orthodox Rus") with suspicion: do its editors doubt that genuine Orthodoxy still exists outside their jurisdiction — which was a characteristic trait of the Old Believers, as the author of the work under review so clearly demonstrates?"
The majority of the Christian community, striving to embrace the universe with its gaze, has no idea about "Orthodox Rus" and deliberately ignores the Russian Orthodox Church Outside of Russia. This often applies to those who don't discount Russian Orthodoxy and even turn to it with a deliberately heightened interest, often possessing a knowledge of Russian. But our modest existence is a thorn in the side of those few who, keeping pace with the world, still follow us, casting a cursory glance at our publications. They are disturbed by our "caeterum censeo" ["I think differently" - Latin], echoing from a corner of consciously preserved antiquity — an antiquity that never decays, eternally young, eternally fresh, invariably exalted to the top of the mountain, no matter how it is buried by oppression, neglect, silence, and all possible means of permitted and prohibited struggle by participants in global communication, seduced by novelty and united under its sign.
Indeed, there is a formal commonality between our and the Old Believers' consciousness. After all, what is the divergence between Orthodoxy and the Old Believers' schism? It is only that the Old Believers attribute the consciousness of the Church's truth not to the Church itself, but to that part of it that has broken away from the True Church, imagining itself the guardian of the Truth based on outward fidelity to certain values preserved by it, rather than to the Church itself. In this regard, it is the "Eastern Rite" [among the Catholic papists] that essentially offers a complete analogy to the Old Believers, and not us. The "Eastern Rite" places primary importance not on belonging to the true Church, but on maintaining outward fidelity to the primarily external values of the Orthodox Church—regardless of one's affiliation with it! Our consciousness, however, is entirely different: we place primary importance precisely and exclusively on our belonging to the true Church, which the Russian Local Church undoubtedly was, and of which we are also undoubtedly the heirs and successors. And we preserve ourselves in this certainty, considering it the foundation of our existence. Our preservation of both the individual external values of Orthodoxy and its entire content is merely a consequence, a deduction, an application to life, an embodiment — call it what you will! — of our formal belonging to the true Church.
The world is changing, but we remain in the same position: this is our salvation! We have the practical opportunity to bear witness to this, stemming from the fact, providentially arranged by Providence, that our lives unfold in conditions of formal freedom. We consider ourselves obligated to use this freedom for the purpose of confessing our churchliness, and this confession naturally and necessarily includes recognizing the temptations that surround us and that are spreading, noting them, discovering them, and revealing them — for the salvation of ourselves and those who share our views. We are thus saved and help others to be saved: this is the meaning of our existence. Reality reveals how even churches, denominations, and all manner of human organizations, even those who cloak themselves in the name of Christ, are slipping further and further from God's path. We feel increasingly marginalized from the mainstream of ecclesiastical society. Is it the pride of arrogance when we acknowledge this? "To live" — that is our task, the one that exhausts our entire being: to live in Christ! — in the true Christ!
From this perspective, a great temptation arises for us — one might not say new, but one that stands before us in all its force for the first time. We have repeatedly noted that the antichrist principle has a dual form, as defined by the dual meaning of the prefix "anti": resistance to Christ and the substitution of Christ. The principle of resistance ("struggle") does not cease, but this reality, in its extreme crudeness, comes to the forefront only when truly necessary, looming everywhere as a threat from which — by default—there is no escape. Everyday life is permeated by another reality, namely, the "substitution" of Christ, manifested in infinitely varied forms. And one shouldn't think that some malicious "antichrist" plot is always and inevitably at work here. No — here, too, the image of an angel of light is transformed into darkness. Not the least important role here is played by feelings of love, condescension, pity, mercy, and all manner of human good feelings, promising and delivering in the name of Christ a variety of "earthly" things. In this fullness of earthly blessings brought to humanity, the true Christ-like essence simultaneously dissolves and is consciously sacrificed.
It's enough to examine modern missionary work from this perspective, as it is carried out in Asia and Africa. Here, a kind of forced "ecumenism" emerges, reducing the essence of Christ to a minimum that even the most primitive Protestant consciousness can accept only at the cost of renouncing its Christian essence. A sacrifice is made in the name of a goal that is supposedly holy, but in practice is reduced to the level of adaptation to a primitive, earthly consciousness.
It's enough to examine from this perspective another kind of missionary work — the "internal" missionary work, directed toward an environment that has departed from Christ. Here, too, the same good feelings prompt leniency, ultimately leading to coarsening, to ecclesiasticalization, to secularization, if not to the outright denial of the essence of Christ, the authentic one, as it still remained among the heterodox. And isn’t it precisely from this point of view that the displacement of the clergy by “laic” elements [a laic is a layman, an amateur, a hobbyist], which is becoming characteristic even of Catholicism, is symptomatic?
Christianity is becoming a kind of social "bargaining chip," circulating everywhere, providing an outlet for "human" feelings. Because of this, against the backdrop of modern brutality, it even seems somewhat comforting. However, it no longer offers almost nothing, and increasingly nothing at all, to genuine Christianity, which leads earthly man from earth to Heaven and connects him to Heaven.
This is the atmosphere in which we live, but which does not directly affect us in the sense of requiring any internal decisions — perhaps not formal, but nonetheless responsible, and sometimes determining our fate.
* * * *
We are now facing something else — a purely "our" threat. The enemy approaches the inner walls of our hearts, attempting to undermine the very source of our life in Christ. This is the so-called "cultural" communion with Sovietism, in those guises that take the form of an angel of light.
The most striking form of this temptation is the so-called "infidelity." The Soviet Church, which occupies a decisive place in the great game currently being waged by the Bolsheviks to disarm the free world, is removed from the scene. Removing the Moscow Patriarchate, with which, unlike the Soviet regime, all Christian forces in the world are willing to communicate, albeit with occasional rhetorical reservations, as the representative of the true Russian people, both in its past and its present, what will remain of the sinister idea of "coexistence"? But we must not underestimate the power of this temptation on the Russian Orthodox community abroad, sometimes the most qualified. However, a more subtle temptation is growing, clothed in the most accessible form: literary persuasiveness, artistic "truth," cultural appeal. And right there, the incessant voice of "blood," of a common historical root, of the inseparability of historical destiny, continues to speak... Its impressive power is immeasurable. Isn't this the very thing that gives birth to the fiction of German unity among the German people, and in particular the Church, which, in practice, is the main obstacle to its genuine unification, serving the Bolsheviks in great service? This force also acts destructively in our midst, being overcome only at the heights of the spirit. And the action of this higher principle threatens the temptation of cultural communion with enslaved Russia. For in this way, our Church conscience is stripped of its fundamental safeguard: the conviction of our unconditional intransigence in guarding the Church's Russianness.
The destinies of enslaved and free Russia are separate: this is the axiom of a healthy Russian-Church consciousness.
"There," true life is lived only in secret. Everything that is allowed to emerge "there" bears the stamp of lies. By this, we are not yet passing judgment on anything or anyone, but merely stating an incontrovertible fact, which does not exclude the possibility that any action that arose openly on Soviet soil, that is, if permitted, may bring relative benefit, in terms of both personal salvation and general liberation.
"Here" we create life freely, and we are obligated, regardless of any circumstances, to remain completely faithful to our Orthodox Russianness. Let our enemies call this fanaticism, narrow-mindedness, and so on. This is our mission. This is the meaning of our life, both in terms of personal salvation and general liberation.
And suddenly — a bridge is thrown to us "from there," in the form of literary works, supposedly representing the growth of the spiritual self-awareness of Russian society, the growth of inner Russia, the ecclesiastical and national maturation of the Russian people — a growth that occurs, is realized, and manifests itself openly within the framework of Soviet rule and, as it were, organically transcends it. Is this not a stab in the back of the origins of intransigence? Is this not a gift from the Greeks? Is this not the liberation of our conscience from the duty of self-reliance in our truth, in our loyalty? Such material is pouring forth in a vast stream beyond the borders of the USSR and in foreign languages in the form of all kinds of literature — fiction, memoirs, political works, purely journalistic works, and reportage. But even in the Russian language, in the name of the Russian people, this offspring is emerging, expanding, growing, and multiplying — and a powerful poison, often independent of the intentions of the authors and publishers, is pouring into our consciousness! This wave of disinformation — so captivatingly convincing — does a great service to the Soviet regime...
It was once a common belief: an external war is what will overthrow the Bolsheviks, regardless of the war's outcome. It is enough for a Russian to get his hands on a weapon, and it will inevitably be turned against the common enemy within. Experience has shown that the power of the historical past, which we discussed above, ultimately served the Bolsheviks, immediately raising them to new, previously unattainable heights. Today, there remains real reason to believe that a military operation affecting Russia could become the pretext for events that will ultimately end the Soviet era: Hungary has taught a convincing lesson. But even in our hearts, those of us who are staunch defenders of the truth of irreconcilability, there flows a sweet confidence that Russia is digesting Bolshevism — and it is only a matter of time before it finally disappears.
We mustn't think that everything rushing toward us in its endless, seductive diversity is necessarily the fruit of some evil, organized campaign. There was a time when evil was precisely prepared and carried out in this way — both openly and covertly. Let there remain personnel and centers for such work — even independent of the grandiose Soviet universal enterprise. No eye will penetrate the secrets of this work, the scope and expertise of which will steadily grow until the coming of the Antichrist, destined to embody all this evil within himself, openly spreading his power throughout the world. Characteristic of our time — and this is the essence of "retreat," since it is already assuming a universal character — is that this or that "firmness" in evil is a ubiquitous phenomenon, changing only in form. Therefore, anyone who arrogantly relies on their "sense" of perceiving evil, based on their search for and recognition of its authors, instigators, organizers—whatever you call them — is doomed to impotence. Now, the only true path to salvation is to humbly withdraw from evil and humbly do good, entrenching themselves internally and externally in your citadel, your Russian churchliness — live by it, grow in it, and be strengthened: christen your life, finding meaning in this task — your life beginning, continuing, and ending.
Now is a particularly favorable time for self-reflection. The Church calls us to repentance, to an awareness of our sins, to ask forgiveness from those we have offended, and to forgive those who have offended us. She calls us to an awareness of Orthodoxy and to affirm ourselves within it. This task is filled with an exhaustive and boundless content — and its expression will teach us everything, lead us to everything, lead us away from all evil, and show us the only practical path to serving the Motherland, devoid of destructive fantasies. It calls us to the feat of prayer and fasting. It calls us to see Christ in His true nature, and thereby turn away from the world and look upward. It calls us to ensure that we, our homes, our everyday interactions, our very conjectures about the earthly future, both personal and national, do not distract us from the true Christ, who embodies the Church in Himself and makes us all members of His Body. It calls us to renounce not only the evil that prevails in the world, but also the hope of finding peace in a better world here, and to strive to meet the Risen Christ, having first united with the Church in the preparatory feat of self-purification.
Blessed are those who, having desired all this, have the opportunity to fully realize it. There are few such. But if each one fulfills this to the fullest extent of their abilities, the Lord, who knows all, will console them and receive them at His Triumph. Let us, however, not, trusting in God's mercy, shirk the feats of fasting and prayer beforehand, lest we stray into carelessness, which the Holy Fathers considered a mortal sin. Let us be imbued with the consciousness of our "chosenness" — for how else can we appreciate our presence within the Church, which is indisputable in its truth? "The Lord awaits us to prove ourselves worthy of this chosenness. Only inspired by the power of grace poured upon us by the Church will we be able to remain unharmed in the face of the temptations now permitted by God, which seem to call us to account within. Are we truly Christ's? Do we truly want to be and remain alive in Christ?"
Archim. Constantine.
Orthodox Rus', No. 4, 1958.Related post on this blog:
The Future of Russian & The End of the World
by Fr. Seraphim Rose
.Архимандрит Константин (Зайцев), в своей статье, написанной более 70-ти лет назад, с пророческой силой указал на то, к чему мы, как христианское сообщество, пришли сейчас, от чего он нас предостерегал ещё в те годы. Миссия Русской Зарубежной Церкви — хранить чистоту православной веры, и сопротивляться всякой попытке "подмены" Христа мировым православием и мировыми большевизмом и глобализмом. Сейчас уже всё намного хуже, чем было во времена о. Константина. Но, тем не менее, мы должны стоять в этой Истине, поскольку только в ней наше спасение.
Для большей доступности, я привожу текст в современной орфографии со стилистическими правками, полностью сохраняя смысл сказанного.
+М.А.
Забавный укол нашему "самолюбию" делает книжный обозреватель из числа наиболее квалифицированных и духовно-подтянутых представителей "восточного обряда". В краткой рецензии шеветонского журнала "Ирепикон" на научный труд о. Иоанна Хризостома о старообрядческих "Поморских ответах", изданный Восточным Институтом в Риме, мы внезапно натыкаемся на выпад против "Православной Руси". Оказывается, наши идеи имеют общий корень с идеологией "Поморских ответов", свидетельствуя о живучести этого "архаизма". "Каждые пятнадцать дней закрываешь это издание ("Православную Русь") с подозрением: не сомневаются ли редакторы его в том, что имеется ещё подлинное Православие вне их юрисдикции — что и было характерной чертой старообрядцев, как это с очевидностью показывает автор реферируемого труда".
Большинство христианского сообщества, стремящегося обнять своим взором вселенную, не имеет представления о "Православной Руси" и сознательно оставляет вне своего зрения Русскую Зарубежную Церковь. Это нередко относится и к тем, кто не сбрасывают со своих счетов Русского Православия и даже с нарочито-повышенным интересом к нему обращаются, обладая часто и знанием русского языка. Но наше скромное существование является бельмом в глазу для тех немногих, кто, идя в ногу с миром, всё же следят и за нами, бросая беглый взгляд и на наши издания. Лишает их покоя наше "caeterum censeo" ["Я думаю иначе" — лат.] раздающееся из уголка осознанно хранимой старины — старины неветшающей, вечно-юной, вечно-свежей, неизменно на верх горы возносимой, как бы её ни погребали утеснением, небрежением, замалчиванием и всеми возможными способами дозволенной и недозволенной борьбы участники мирового общения, новизной прельщённого и под её знаком объединяемого.
Действительно, есть формальная общность нашей и старообрядческой установки сознания. Ведь в чём расхождение Православия с расколом старообрядчества? Только в том, что сознание истинности Церкви старообрядцы относят не к самой Церкви, а к оторвавшейся от Истинной Церкви её части, возомнившей себя хранительницей Истины по признаку внешней верности хранимым её некоторым ценностям, а не самой Церкви. В этом отношении полную аналогию, по существу, являет старообрядчеству именно "восточный обряд" [у папистов-католиков], а никак не мы. "Восточный обряд" во главу угла ставит не принадлежность к истинной Церкви, а соблюдение наружной верности внешним, по преимуществу, ценностям Православной Церкви — независимо от принадлежности к ней! Наша же установка сознания является совершенно иной: во главу угла мы ставим именно и только принадлежность нашу к истинной Церкви, какой бесспорно была Русская Поместная Церковь, наследниками и преемниками которой мы тоже бесспорно являемся. И мы в этой бесспорности себя и храним, полагая её основой нашего бытия. И хранение нами как отдельных внешних ценностей Православия, так и всего его содержания в целом, есть лишь следствие, вывод, приложение к жизни, воплощение — как угодно назовите! — этой нашей формальной принадлежности к истинной Церкви.
Мир меняется, мы же остаёмся всё в том же положении: в этом наше спасение! Мы имеем практическую возможность об этом свидетельствовать, вытекающую из того факта, промыслительно устроенного Провидением, что протекает наша жизнь в условиях формальной свободы. Мы почитаем себя обязанными её использовать в целях исповедничества нашей церковности, а в состав этого исповедничества естественно и необходимо входит и распознание нас окружающих и ширящихся соблазнов, фиксирование их, обнаружение, раскрытие — во спасение нас самих и тех, кто с нами единомысленны. Спасаемся мы сами таким образом и другим помогаем спасаться: в этом смысл нашего существования. Действительность обнаруживает, как соскальзывают всё больше и уклоняются всё дальше с путей Божиих даже Именем Христа себя покрывающие церкви, деноминации и всевозможные человеческие организации. Всё более оттесняемыми чувствуем мы себя от больших дорог церковной общественности. Есть ли это гордыня превозношения, когда мы это констатируем? Быть бы живу — вот наша задача, исчерпывающая всё наше бытие: быть бы живу во Христе! в истинном Христе!
Под этим углом зрения большой соблазн для нас возникает — нельзя сказать, новый, но впервые перед нами становящийся во всей своей силе. Мы не раз отмечали, что антихристово начало имеет двоякий вид, как это определяется двояким смыслом приставки "анти": противления Христу и подмены Христа. Не прекращается начало противления ("борчества"), но эта реальность выходит в предельной своей грубости на авансцену только в меру действительной необходимости, повсеместно нависая лишь как угроза, от которой — по умолчанию — нет спасения. Обыденность пронизывается другой реальностью, а именно, в бесконечно разнообразных формах проявляющейся "подменой" Христа. И не надо думать, будто всегда и непременно здесь налицо заведомо злостный "антихристов" замысел. Нет — и тут образ ангела светла принимает тьма. Не последнюю роль играют тут чувства любви, снисхождения, жалости, милосердия, всяческие человеческие добрые чувства, обещающие и дающие во имя Христа многообразное "земное". В этой полноте несомых человечеству земных благ, одновременно растворяется истинное Христово начало и сознательно приносится в жертву.
Достаточно под этим углом зрения всмотреться в современное миссионерство, как оно осуществляется в Азии и Африке. Тут возникает некий принудительный "экуменизм", сводящий Христово начало к такому минимуму, которое самое примитивное протестантское сознание может принять только ценой отказа от своей христианской сущности. Жертва приносится — во имя цели, предположительно святой, но практически низводимой до уровня приспособленчества к примитивно-земному сознанию.
Достаточно всмотреться под этим углом зрения и в миссионерство другого порядка — в "внутреннее" миссионерство, обращённое к своей среде, отошедшей от Христа. И здесь те же добрые чувства побуждают к снисхождению, ведущему в итоге к огрублению, к расцерковлению, к обмирщению, если не к прямому отрицанию Христова начала, подлинного, как оно ещё сохранялось и у инославных. И разве именно под этим углом зрения не симптоматично, становящееся характерным даже для католицизма, оттеснение духовенства элементами "лаическими" [лаик — мирянин, дилетант, любитель]?
Христианство превращается в некую социальную "разменную монету", имеющую хождение везде, дающую выход "человеческим" чувствам, и из-за этого, на фоне современного озверения даже и кажущуюся чем-то отрадным, но к подлинному христианству, от земли к Небу ведущего и к Небу земного человека уже и приобщающего, почти ничего, а всё чаще и вовсе ничего, уже не имеющую.
Это та атмосфера, в которой мы живём, но которая нас непосредственно не касается, в смысле требования каких-то внутренних решений, пусть и не формальных, но всё же ответственных, а иногда определяющих нашу судьбу.
* * * * Нам сейчас грозит иное — чисто "наше". Враг подходит к внутренним оградам нашего сердца, пытаясь подточить самый источник нашей жизни во Христе. Это — т.н. "культурное" общение с советчиной, в тех её обличиях,
Самый яркий облик этого соблазна — т.н. Советская Церковь, которая занимает решающее место в большой игре, которая сейчас ведётся большевиками по разоружению свободного мира. Уберите со сцены московскую патриархию, с которой, как с представительницей подлинного Русского народа, и в его прошлом, и в его настоящем — в отличие от советской власти — готовы общаться, пусть и с риторическими иногда оговорками, решительно все христианские силы мира: что останется от зловещей идеи "сосуществования"? Но не надо преуменьшать силу действия этого соблазна и на русскую православную зарубежную среду, иногда самую квалифицированную. Растёт, однако, соблазн и более тонкий, облекаемый в форму самую доходчивую: литературной убедительности, художественной "правды", культурной привлекательности. А тут же рядом продолжает действовать неумолкающий голос "крови", общности исторического корня, неразрывности исторической судьбы... Его впечатляющая сила неизмерима. Не она ли рождает в германском народе, в частности и церковном, фикцию единства Германии, которая, практически, является главным препятствием для действительного её объединения, служа великую службу большевикам? Эта сила разрушительно действует и в нашей среде, поддаваясь преодолению лишь на высотах духа. А действие этого начала, высшего, угрожает соблазном культурного общения с подъяремной Россией. Поскольку так снимается с нашей церковной совести её основное ограждение: убеждённость в нашей безоговорочной непримиримости на страже церковной русскости.
Судьбы России подъяремной и свободной — раздельные: это — аксиома здорового русско-церковного сознания.
"Там" творится истинная жизнь только втайне. Всё, что "там" допускается наружу, носит на себе печать лжи. Этим мы не произносим ещё приговора ничему и никому, а констатируем лишь факт непреложный, не исключающий того, что относительную пользу, в плане и личного спасения и общего освобождения, может принести то или иное действие, возникшее на советской почве открыто, то есть, будучи дозволено.
"Здесь" мы творим жизнь свободно, и обязаны, вне зависимости от каких бы то ни было обстоятельств, хранить всецелую верность нашей православной русскости. Пусть враги назовут это фанатизмом, узколобостью и т.д. Это — наша миссия. В этом смысл нашей жизни, как в плане личного спасения, так и в плане общего освобождения.
И вдруг — перебрасывается к нам "оттуда" мостик, в образе литературных произведений, якобы являющих рост духовного самосознания русского общества, рост внутренней России, созревание церковно-национальное русского народа — рост, протекающий, осуществляющийся, являющий себя открыто в рамках советчины и её, как бы, органически преодолевающий.
Это ли не нож в спину началу непримиримости? Это ли не дар данайцев? Это ли не высвобождение нашей совести от долга само-стояния в своей истине, в своей верности? Обширной струёй изливается подобный материал за рубежи СССР и на иностранных языках в форме всевозможной литературы — художественной, мемуарной, политической, чисто публицистической, репортёрской. Но и на русском языке от имени русских людей возникает, ширится, растёт, множится эта поросль — и крепкий яд, пусть нередко и независимо от намерений авторов и издателей, вливается в наше сознание! Великую услугу оказывает советской власти эта волна дезинформации — так увлекательно убедительная...
Когда-то общим убеждением было: война внешняя — вот, что сбросит большевиков, независимо от итога войны. Достаточно, чтобы русский человек получил в руки оружие, и оно обязательно обратится против общего внутреннего врага. Опыт же показал, что сила исторического прошлого, о которой мы говорили выше — послужила, в конечном счёте, большевикам, и сразу подняла их на новую, ранее для них недосягаемую высоту. Ныне ещё остаётся реальное основание думать, что военная операция, задевающая Россию, способна оказаться поводом для событий, концом которых будет конец советчины: Венгрия дала урок достаточно убедительный. Но вот даже в наше сердце заведомых стояльцев за истину непримиримости, втекает сладостная уверенность в том, что переваривает Россия большевизм — и лишь дело времени его окончательное исчезновение на каком то величественном пути внутреннего обновления Советской России, ведущего её к новой жизни... Пусть читатель под этим углом зрения перечтёт то, что — пусть с полным правом — только что перевернуло его душу, раскрывая перед ним самую изнанку советской жизни, пусть перечтёт не эмоционально, а ответственно-политически, духовно-критически, церковно-требовательно. Не станет ли ему страшно и за себя, и за других, и за самого автора произведения, только что его пленившего?..
Не надо думать, будто всё на нас устремляющееся в своём бесконечном прельстительном разнообразии, есть непременно плод какой-то злой организованной кампании. Было время, когда зло именно так и подготовлялось и осуществлялось — и явно, и потаённо. Пусть остались и кадры, и центры подобной работы — независимо даже от грандиозной советской вселенской антрепризы. Никакой глаз не проникнет в тайны этой работы, объём и квалифицированность которой будут неизменно расти, пока не придёт человек-Антихрист, имеющий всё это зло воплотить в себе, распространяя уже открыто свою власть на весь мир. Для нашего времени характерно, и в этом сущность "отступления", поскольку оно уже принимает характер вселенскости, — та или иная "твёрдость" во зле есть явление повсеместное, меняющее только форму. Поэтому обречён на бессилие всякий, кто захочет горделиво руководствоваться своим "чутьём" проницательности на злое, по признаку поисков и распознания его авторов, инспираторов, организаторов — как их ни назови. Сейчас единственный верный способ спасения — отойди скромно от зла и скромно сотвори благо, внутренне и внешне окопавшись в своей цитадели, в своей русской церковности — ею живи, в ней расти и крепись: оцерковляй свою жизнь, в этом задании обретая смысл своей, и начинающейся, и длящейся, и завершающейся жизни.
Сейчас время особо благоприятное для сосредоточения над собой. Зовёт нас Церковь к покаянию, к осознанию своих грехов, к испрошению прощения у нами обиженных и к прощению обидчиков. Зовёт она нас к осознанию Православия и самоутверждению в нём. Эта задача исполнена исчерпывающего и необъятного содержания — и выражение её всему нас научит, ко всему приведёт, от всего злого отведёт и покажет нам единственный практический путь служения Родине, лишённый губительного мечтательства. Зовёт она нас к подвигу молитвы и поста. Зовёт она нас к тому, чтобы мы Христа узрели в Его подлинном естестве, а тем самым отвлеклись от мира и воззрели горе́. Зовёт она нас к тому, чтобы мы и себя, и свои домы́, и наши житейские общения, самые наши домыслы о земном будущем, как личном, так и национальном, не отвлекали от истинного Христа, который воплощает в Себе Церковь, и нас всех делает членами Своего Тела. Зовёт она нас к тому, чтобы мы, отрешившись не только от того зла, которое торжествует в мире, но и от надежды в улучшенном здешнем мире найти себе упокоение, устремились к встрече Воскресшего Христа, предварительно слившись с Церковью в подготовительном подвиге самоочищения.
Счастливы те, кто, пожелав всего этого, имеют возможность в полной мере это осуществить. Немного таких. Но если каждый это выполнит во всю меру открывающихся ему возможностей — Господь, вся ве́дый, утешит его и примет на Своё Торжество. Не будем лишь загодя, уповая на милость Божию, уклоняться от подвигов поста и молитвы, дабы не уклониться в беспечность, которую святые отцы почитали смертным грехом. Проникнемся сознанием своего "избранничества" — поскольку как иначе оценить наше пребывание в составе Церкви, непререкаемой в своей истинности? — Господь ждёт от нас, чтобы мы показали себя достойными этого избранничества. Только окрылённые силой благодати, на нас изливаемой Церковью, сумеем мы остаться неповреждёнными перед лицом прельщений, ныне попускаемых Богом и как бы к ответу призывающих внутренняя наша. Действительно ли Христовы мы? Действительно ли хотим быть и остаться живыми во Христе.
Архим. Константин. Православная Русь-№4-1958г.
.
.
.
Posts
